Виктор Макаров пишет:По поводу статьи Бунтаря "Классификация точек зрения на природу СССР" (почему-то ссылка на эту статью опубликована в неподобающей теме - надеюсь администрация форума в обозримом будущем это исправит).Как уже ранее отмечалось мной
в теме про ленинизм, Бунтарь склонен другим приписывать метафизическое мировоззрение (вопрос о "чистом ленинизме"). Вот и приводя различные т. з. на природу советского общества, Бунтарь приводит в числе одной из основных следующую:
Бунтарь пишет:в) В СССР был социализм, но с оговорками (неразвитый, деформированный бюрократизмом, недостаточно демократичный, уравнительный, казарменный…).
Данная песня Бунтаря про нечистый социализм аналогична его же песне про чистый ленинизм. Социализм - есть общество,
переходное от капитализма к
полному коммунизму. Социализм НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИНЫМ, как с чертами неразвитости (по сравнению с полным коммунизмом), бюрократизма (по сравнению с полным коммунизмом), недемократичности (по сравнению с полным коммунизмом), уравнительности, казарменности и прочего (по сравнению с полным коммунизмом). Всякие разговоры о "не том" (ненастоящем) социализме в СССР есть либо дебилизм (
госкаповщина), либо контрреволюция (
либерализм). В СССР был единственно возможный социализм для условий того места и времени.
"Данная песня Бунтаря про нечистый социализм" - это не моя песня. Таких взглядов на форуме, если я не путаю, придерживается Всегда, а я являюсь сторонником теории капиталистического характера СССР (но при этом не являюсь "госкаповцем"). Что касается Вашей теории "социализма как переходного периода от капитализма к коммунизму", то она не имеет никакого отношения к марксизму-ленинизму, и как выразился марксист vwr в ЖЖ-комментариях к моей статье "обязана своим появлением на свет исключительно скандальному невежеству нашей "околомарксистской" публики" (
ветка дискуссии о социализме как "переходном периоде к коммунизму", которую проигнорировал В.М., по всей видимости сидящий в ЖЖ с логина civilsolidarity). Кроме того, являются абсолютно безграмотными с марксистской точки зрения все варианты ответа в данном опросе, в которых говорится о "социализме в СССР с 1917 года", т.е. "с момента революции". Эти варианты ответа безграмотны не только с точки зрения марксистской теории, но и с общеисторической точки зрения, поскольку
в 1917 году никакого "СССР" в помине не было, он был создан 5 годами позже. Рассмотрению теории "социализма как переходного периода от капитализму" я посвятил одну из глав своей статьи "Судьба сталинизма 2":
Глава V. Был ли в СССР социализм?А. Гачикус: «Ленин, вслед за Марксом, говорил, что переход от крепостничества к социализму лежит через развитие капитализма, и предлагал развивать капитализм в России под руководством диктатуры пролетариата.
Сталин же врал, что Россия, якобы, перешла к социализму, минуя капитализм, хотя все признаки капитализма были налицо – и товарно-денежные отношения, и противоречие между городом и деревней, и противоречие между умственным трудом и физическим. Хотя по уровню экономики Советская Россия ещё во многом отставала от самых развитых капиталистических стран, а ведь социализм – это более высокая экономическая формация, чем капитализм.
Сталинскую ложь подхватили позже хрущёвцы, лгавшие, что у нас в стране социализм. Эту ложь сегодня используют буржуазные писаки, чтоб приписать недостатки советского строя, в сущности капиталистического строя, недостаткам социализма. Хотя на самом деле – социализм не в прошлом, он – в будущем.
Жизнь разоблачает ложные теории. Так, она разоблачила и сталинскую теорию о социализме в СССР: если бы у нас был социализм, он в результате своего экономического развития не перерос бы в капитализм, ибо социализм – более высокая стадия по сравнению с капитализмом»
Б. Пушнов: «Автор сам не понимает, где у него капитализм, а где феодализм, лепя всякую чепуху
Понятно, что для того, чтобы общество перешло в коммунистическую формацию, одно сначала должно пройти все остальные этапы развития.
Но после Февральской буржуазно-демократической революции политическую власть захватила буржуазия (уже занявшая власть экономическую), а, значит, капиталистическая формация в России наступила.
Понятно, что «новое общество во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло» (К. Маркс, Ф. Энгельс).
И товарно-денежные отношения (как уже было написано выше, в вопросе о коллективизации), и разница между городом и деревней, между умственным и физическим трудом – все это старые родимы пятна капиталистического общества. Советский Союз унаследовал от Российской империи отсталые промышленность и сельское хозяйство. Но благодаря сталинской коллективизации и индустриализации вышел после Второй мировой войны самой мощной страной в мире».
Во-первых, даже если и принять за правду фразу Пушнова, что «благодаря сталинской коллективизации и индустриализации [Советский Союз] вышел после Второй мировой войны самой мощной страной в мире» (все-таки, самой мощной страной в мире уже тогда были США, которые Советский Союз так и не смог перегнать в развитии), ничего нам не говорит о социально-экономической природе СССР. Подобная риторика: дескать, «Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой» характерна для правых, буржуазных «сталинистов», на деле – фашистов, ментальную близость к которым нам демонстрирует Пушнов. Как отмечает Товарищ Егор, читая подобные фразы, «так и хочется крикнуть: «Хайль Сталин!»»[46]. Для действительных маркистов, а не этатистов и социал-шовинистов все эти патриотические фетиши вроде «державной мощи» не представляют никакой ценности. Во-вторых, Пушнов вновь демонстрирует свою теоретическую дремучесть, на этот раз – в понимании социализма. Замечу, что подобное пушновскому псевдомарксистское понимание сущности социалистического общества в настоящее время широко распространено среди разного рода правых оппортунистов. Например, известный катедер-марксист, социал-либерал А. Бузгалин в своей книге «Будущее коммунизма» пишет:
«Во всех своих слагаемых социализм как процесс рождения коммунизма, идущего контрапунктом к "подрыву", постепенному отмиранию отношений отчуждения, включает определенные направления преобразований, имеющих, естественно, существенно различные формы (они различны не только для отдельных стран, но и для отдельных периодов социального времени и “островов” социального пространства: с точки зрения формы мутантного социализма узбекская глубинка конца 70-х отличалась от Москвы начала 60-х больше, чем Чехословакия от Венгрии в те же годы).
Протекая в трех названных различных руслах (реформы в "странах капитала"; деятельность массовых движений; "выращивание" новых отношений в "странах социализма"), социализм в целом может быть охарактеризован как система переходных отношений, большая часть которых давно известна в социалистической теории»[47]
Правые оппортунисты, для того, чтобы натянуть понятие «социализма» на совок намеренно растягивают марксистское понятие социализма (подобно тому, как герой древнегреческого мифа Прокруст растягивал ноги тем, кому его ложе было слишком велико), превращая социализм из «первой фазы коммунистического общества» в «переходный период от капитализма к коммунизму». Таким образом, им удается затолкать под лейбл «социализма» не только собственно социализм (коммунизм), но и различные переходные формы от капитализма к социализму. Эта нехитрая операция позволяет нашим «марксистам» вносить атрибуты капитализма в социалистическое общество, со ссылкой на то место «Критики Готской Программы», где говорится о «родимых пятнах старого общества» в первой фазе коммунизма. Но с таким же успехом можно и человекообразную обезьяну можно назвать «человеком с родимыми пятнами низших приматов». Так возникают в околомарксистской среде нелепые споры на тему «прибавочной стоимости при социализме». Заметим, что образное выражение Маркса «родимые пятна» указывает на незначительность элементов старого общества при социализме, которые придают различиям между «низшей» и «высшей» фазой коммунистического общества не качественный, но количественный характер. В отличие от Маркса, ревизионисты искусственно создают пропасть между социализмом и «полным» коммунизмом, доходя в своих рассуждениях до объявления социализма «отдельной формацией» от коммунизма (примером могут служить работы таких «марксистов» как Л. Гриффен, Ф. Клоцвог, В. Петров, В. Ацюковский и др.). В действительности же, как справедливо отмечал в свое время А. Трофимов, «Пропасть в экономических отношениях лежит не между социализмом и коммунизмом. Пропасть лежит между существующим в настоящее время в СССР строем и социализмом»[48]. Потуги ревизионистов возвести стену между социализмом и коммунизмом направлены именно на сокрытие несоциалистического, буржуазного характера производственных отношений в СССР. Сталин принадлежит к числу этих рыночных ревизионистов марксизма, и работа «Экономические проблемы социализма в СССР» представляет собой яркий пример фальсификации марксистского учения о социализме. Кстати, критике сталинской ревизии марксистского учения о социализме в антисталинской левой литературе уделяется недостаточно внимания (например, те же РКПБшники совсем не уделяют внимания критическому анализу политэкономических взглядов Сталина). Как отмечал покойный Авенир Соловьев: «Сталин создал облик «социализма с рыночным лицом». С тех пор в любом учебнике политической экономии содержится глава о «товарно-денежных отношениях при социализме» или даже о «социалистическом товарном производстве». На сталинской идее «рыночного социализма» воспитались, на нашу беду, поколения, советских руководителей. На Сталина льется уже не критика, а потоки грязной клеветы. Но сталинское положение о «социалистическом товарном производстве» стоит непоколебимо… Наступила пора от критики в адрес И.В.Сталина перейти к анализу его идейного наследия, чтобы разобраться, где и в чем марксизм был подменен сталинизмом»[49]. Поэтому, для того, чтобы положить конец этим псевдомарксистским спекуляциям, необходимо в первую очередь четко определить, что именно классики научного коммунизма считали «родимыми пятнами старого общества» в первой фазе коммунизма. Для этого мы приведем полностью ту самую цитату из «Критики Готской Программы», которую Пушнов в своей статье приводит в обрезанном виде:
«Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло. Соответственно этому каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему. То, что он дал обществу, составляет его индивидуальный трудовой пай. Например, общественный рабочий день представляет собой сумму индивидуальных рабочих часов; индивидуальное рабочее время каждого отдельного производителя — это доставленная им часть общественного рабочего дня, его доля в нем. Он получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме.
Здесь, очевидно, господствует тот же принцип, который регулирует обмен товаров, поскольку последний есть обмен равных стоимостей. Содержание и форма здесь изменились, потому что при изменившихся обстоятельствах никто не может дать ничего, кроме своего труда, и потому что, с другой стороны, в собственность отдельных лиц не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что касается распределения последних между отдельными производителями, то здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой.
Поэтому равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным, хотя принцип и практика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как при товарообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае.
Несмотря на этот прогресс, это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителен пропорционально доставляемому ими труду;
равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой — трудом.
Но один человек физически или умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше; а труд, для того чтобы он мог служить мерой, должен быть определен по длительности или по интенсивности, иначе он перестал бы быть мерой. Это равное право есть неравное право для неравного труда. Оно не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право. По своей природе право может состоять лишь в применении равной меры; но неравные индивиды (а они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одной и той же мерой лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним углом зрения, берут только с одной определенной стороны, как в данном, например, случае, где их рассматривают только как рабочих и ничего более в них не видят, отвлекаются от всего остального. Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным.
Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества.
На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!»[50].
Итак, Маркс видит основной пережиток старого общества в первой фазе коммунизма в распределении продуктов «по труду», которое, по мнению Маркса, представляет собой особую «социалистическую» модификацию товарообмена. С одной стороны, продукты труда в первой фазе коммунизма можно условно сравнить с «товарами», поскольку в обществе по-прежнему господствует обмен труда на труд, но с другой стороны, перед нами уже не совсем товары, поскольку, как справедливо отмечает Энгельс «товарами» могут считаться только «продукты, произведенные в обществе более или менее обособленных частных производителей, т. е. прежде всего частные продукты»[51]. Поскольку при социализме управление производством передано из рук обособленных частных производителей в руки всего общества, продукты труда уже не могут считаться товарами в прежнем смысле слова. Таким образом, как отмечает профессор В. Беленький, в первой фазе коммунизма имеет место «снятая форма товарного производства»[52]. Понять эту двойственность, диалектическую противоречивость социалистического продукта оказывается крайне сложной, практически недоступной задачей для многих «марксистов», которые берутся рассуждать о товарном производстве при социализме. Некоторые из них видят в распределении продуктов «по труду» полнейшее противоречие социализму и коммунизму, поскольку социалистическая экономика не может быть товарной, и доходят до отрицания учения о двух фазах коммунизма (например, А. Тарасов, взгляды которого подробно разобраны в моей неоконченной работе «Критика теории суперэтатизма»). Другие же хотят протащить в первую фазу коммунизма не «снятое», а самое настоящее товарное производство, объявляют социализм совместимым с рыночной экономикой. К числу последних относится Пушнов, который имевшие место в сталинском СССР товарно-денежные отношения объявил признаком социализма. Если по Марксу и Энгельсу закон стоимости при социализме проявляется «в снятом виде» только в отношениях обмена между обществом и отдельными индивидами, то в сталинском и хрущевско-брежневском СССР господствовали действительные товарно-денежные отношения. В работах Маркса, Энгельса и Ленина немало место критике различных теорий рыночного, «товарнического» социализма, как то: теории Прудона, Дюринга, Антона Менгера (не путать с основателем «австрийской школы» Карлом Менгером!), «народников» в России и т.д. Например, в работе «Эсеровские меньшевики» Ленин пишет: «Марксизм требует ясного разграничения программы-максимум и программы-минимум. Максимум, это — социалистическое преобразование общества, невозможное без уничтожения товарного производства. Минимум, это — преобразования, возможные еще в рамках товарного производства. Смешение того и другого неизбежно приводит ко всякого рода мелкобуржуазным и оппортунистическим или анархическим извращениям пролетарского социализма»[53]. И уж тем более, классики марксизма не могли до сохранения при социализме специфичной только для капиталистического способа производства категории прибавочной стоимости.
С аналогичной двойственностью мы сталкиваемся, когда перед нами встает вопрос о наемном труде в первой фазе коммунизма. Как отмечает Ленин, в первой фазе коммунизма имеет место «превращение всех граждан в работников и служащих одного крупного "синдиката", именно: всего государства, и полное подчинение всей работы всего этого синдиката государству действительно демократическому, государству Советов рабочих и солдатских депутатов»[54]. С одной стороны, все члены социалистического общества выступают в роли наемных работников государства (этот факт различным «теоретикам» вроде Тарасова и Предтеченского навесить на первую фазу коммунизма ярлыки «государственного капитализма» и «суперэтатизма»), но с другой стороны, мы не можем говорить о «наемном труде» при социализме, поскольку в социалистическом обществе отсутствуют экономически обособленные производители и рынок. Как отмечает известный теоретик госкапа Тони Клифф:
«Если рабочая сила - товар, то предметы потребления, получаемые рабочими в обмен на их рабочую силу, также являются товарами, производимыми для обмена. В таком случае мы должны были бы иметь если не высокоразвитое товарное обращение, то широкую товарообменную систему, охватывающую всю сферу потребления рабочих ... Маркс говорит поэтому, что для превращения рабочей силы в товар необходимо, «чтобы собственник рабочей силы продавал ее постоянно лишь на определенное время, потому что, если бы он продал ее целиком раз и навсегда, то он продал бы вместе с тем самого себя, превратился бы из свободного человека в раба, из товаровладельца в товар ... Если существует лишь один работодатель, то «перемена хозяев-нанимателей» невозможна, а «периодическое возобновление самопродажи» становится простой формальностью. Когда существует много продавцов и всего один покупатель договор также становится лишь формальностью"»[55].
Высшая фаза коммунистического общества, устанавливая принцип распределения продуктов труда «по потребностям», тем самым устраняет вышеуказанные «родимые пятна» старого общества, поскольку получаемые индивидом из общественных фондов потребления продукты уже не выражают долю работника в совокупном труде общества, т.е. не являются его «заработной платой», и общество уже не выступает в роли покупателя рабочей силы. Соответственно, при полном коммунизме меняется сам характер труда настолько, что основоположники научного коммунизма в ранних своих работах даже говорили об «уничтожении труда» и замене его «деятельностью». При коммунизме труд превращается из средства «зарабатывания» жизненных средств в самоцель, а сам процесс труда становится источником наслаждения. Позднее Маркс и Энгельс несколько изменили свою терминологию, но суть их взглядов на природу подлинно коммунистического общества осталась прежней. Так, в «Капитале» Маркс отмечал, что:
«Царство свободы начинается в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью, следовательно, по природе вещей оно лежит по ту сторону сферы собственно материального производства... С развитием человека расширяется это царство естественной необходимости, потому что расширяются его потребности; но в то же время расширяются и производительные силы, которые служат для их удовлетворения. Свобода в этой области может заключаться лишь в том, что коллективный человек, ассоциированные производители рационально регулируют этот свой обмен веществ с природой, ставят его под свой общий контроль, вместо того чтобы он господствовал над ними как слепая сила; совершают его с наименьшей затратой сил и при условиях, наиболее достойных их человеческой природы и адекватных ей. Но тем не менее это всё же остаётся царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие человеческих сил, которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести лишь на этом царстве необходимости, как на своём базисе. Сокращение рабочего дня — основное условие»[56].
В вышеприведенной цитате состоит вся соль марксистского учения о коммунизме. Для достижения вышеуказанного идеала классики марксизма считали необходимым обратить средства производства в общественную собственность, превратив все население в наемных работников общества, а затем, благодаря увеличению производительности труда сократить рабочий день «в пользу общества» до минимума, освободив тем самым людей свободными от бремени экономической необходимости.
[46] Товарищ Егор. Так и хочется крикнуть: «Хайль Сталин!»
http://proletariat1917.narod2.ru/diskussii/tak_i_hochetsya_kriknut_hail_stalin/index.html[47] А. Бузгалин. Будущее коммунизма, с.38
[48] А. Трофимов. Совместим ли социализм с господством товарно-денежных отношений?
http://www.proza.ru/2005/07/07-206[49] А. Соловьев. Незаконченный спор о социализме (спор между Плехановым, Лениным, Устряловым)
http://www.reocities.com/marxparty/anpubl/2001/november1/osocial.html[50] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.19, с.18-20
[51] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т. 20, стр. 318
[52] В. Беленький. Диалектика и судьбы социализма в СССР
http://proza.ru/2011/10/22/1120[53] В. Ленин. ПСС, т.13, с.397
[54] В. Ленин. ПСС, т.33, с.97
[55] Т. Клифф. Государственный капитализм в России
http://www.marksizm.info/content/view/5159/60[56] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.25, ч.2, с.386-387
Последний раз редактировалось: Бунтарь (Вс Янв 06, 2013 7:44 pm), всего редактировалось 3 раз(а)